ВСЕ КУВЫРКОМ. ПОСТМОДЕРН И РЕАЛЬНОСТЬ
Иногда кажется, что постмодерн и реальность — это параллельные плоскости, причем в плохо понятой восьмиклассником геометрии Лобачевского: они изгибаются причудливыми волнами, наскакивают одна на одну, а то принимают благообразный вид и какое-то время не пересекаются, как и положено параллельным плоскостям.
Помните знаменитую восточную байку, открывающую фантасмагорический мир пелевинских Чапаева и Пустоты: философ заснул и ему приснилось, что он — бабочка, а когда проснулся, то долго не мог понять, то ли он бабочка, которой снится, что она — философ, то ли он философ, которому снится, что он — бабочка.
Такова же причудливая реальность «Москвы—Петушков» Венедикта Ерофеева: щедро политая разнообразным алкоголем, она сверкает и переливается не хуже знаменитого коктейля «Слеза комсомолки». Венечка, который вроде как едет в Петушки, вдруг в один прекрасный понимает, что он, кажется, уже едет из Петушков, причем где и как пространство закрутилось в тугую петлю — абсолютно непонятно. На пространственной «ленте Мебиуса», заверченной вокруг вожделенных Петушков, и время течет как хочет: то замедляется, проходя крутой подъем, то стремглав мчится, скатываясь по глянцевому боку замысловатой фигуры.
Не менее причудлива реальность «Кыси», гениально сконструированной Татьяной Толстой: сказочный лес, в котором живет сказочная Кысь, в ощущениях и страхах героев куда более реален, чем несказочная реальность с хвостатыми бенедиктами, берегущими на черный день в качестве лакомства мышиные хвосты.
Ничего святого нет для постмодерна — отрицая авторитет и норму, догму и идеал, они отрицают и самые основы существования — время и пространство. Постмодернистский хронотоп ровно такой, каким захочется его увидеть постмодернистскому автору.
Это, конечно, захватывает. Но о твердой почве под ногами — не дает и помыслить.