МОДЕРНИЗМ ПО-ЕГИПЕТСКИ. КАК ТАХА ХУСЕЙН ДЕЛАЛ НОВУЮ ЛИТЕРАТУРУ

МОДЕРНИЗМ ПО-ЕГИПЕТСКИ. КАК ТАХА ХУСЕЙН ДЕЛАЛ НОВУЮ ЛИТЕРАТУРУ

Пожалуй, модернизм — не слишком удачный литерату­роведческий термин, поскольку без всяких ограничений может применяться относительно любой новой ли­тературы, реформирующей старые традиции и пере­осмысляющей опыт классиков. Именно так случилось, например, с египетской литературой: то, что в лите­ратуроведении традиционно называют «египетским модернизмом», на самом деле модернизмом в европейском понимании не является.

И тем не менее это явление — египетский модер­низм» — заслуживает самого пристального внимания. Феномены, подобные этому, характерны для большинства литератур, получивших новое дыхание на рубеже XX—XXI веков: когда за считанные годы национальная лите­ратура осваивала художественный и мировоззренческий опыт, накопленный за тысячи лет европейской литерату­рой. Еще удивительнее, что этот мощный рывок чаще всего совершался одним поэтом. Хрестоматийный пример — бе­лорусский поэт и критик Максим Богданович, подарив­ший белорусской литературе последовательно романтизм, реализм и импрессионизм. Пример еще более впечатляю­щий — египетский ученый и прозаик Таха Хусейн.

К концу XIX века египетская литература была литера­турой средневековой: строгая, иерархически выверенная и канонически неподвижная жанрово-стилистическая система, теоцентризм, авторская несвобода и фактический запрет на формальный эксперимент. Все меняется на ру­беже веков: начинает активно переводиться на египетский язык литература европейская, молодежь отправляется за знаниями на соседний континент, налаживается меж- культурное общение — и национальная литература взрыва­ется, не выдержав брожения молодого вина, поставленного на европейском винограде.

В критических статьях и художественных произведени­ях Таха Хусейна египетская литература последовательно переживает:

  • возрождение — когда Таха утверждает самоценность человеческой личности и строит антропоцентриче­скую модель художественного мира, обращаясь при этом за художественным опытом к трудам классиков древнеарабской литературы (многочисленные кри­тические статьи и обзоры древнеарабской и совре­менной литературы);
  • просвещение — когда он возводит этическую, про­светительскую, воспитательную функции литерату­ры в число основных функций (литературоведческие работы); уже современники Хусейна отмечали уди­вительное сходство его жизненной и творческой про­граммы с воззрениями Вольтера (сборник диалогов «Тернистый рай»);
  • романтизм — когда Таха активно разрабатывает жанр новеллы, обращая пристальнейшее внимание на героя-бунтаря, противостоящего среде и сеющего вокруг себя бурю («Зов горлицы»), а еще — когда ак­тивно защищает своеобразие и самобытность нацио­нальной египетской Литературы, призывая бережно сохранять язык и культуру древнейшей нации;
  • реализм — когда центром художественного повест­вования писатель делает изображение реальности в ее причинно-следственных связях и обусловлен­ностях, разрабатывая новый для египтян жанр по­вести и приближаясь к воплощению сложнейшего европейского жанра — романа (автобиографическая повесть «Дни»);
  • ну и, собственно, модернизм — когда в последних критических работах он призывает отказываться от старых, косных традиций, и литературных, и со­циальных, и политических, и взывает к активному строительству новой жизни, новой литературы, но­вого государства («Беседы по средам»).

Всего лишь одна человеческая жизнь — и сделана впол­не современная литература, коррелирующая с мировой по всем основным художественным параметрам.

И таким бывает модернизм.