ПЕСКИ КОБО АБЭ

ПЕСКИ КОБО АБЭ

Случайно ли в памяти читателя не остается даже име­ни героя? Попытайтесь вспомнить, как же звали этого энтомолога-неудачника, провалившегося в песчаную яму? Абэ избегает называть его по имени: четко и внятно мы прочтем его лишь однажды, в коротенькой заметке ежедневной газеты, сообщающей о признании мертвым пропавшего без вести клерка Ники Дзюмпэя.

Энтомология — хорошее занятие для человека, пытаю­щегося ощутить себя значимым. У каждого жучка-паучка, которого обыкновенный человек даже не заметит, а если и заметит, обзовет «мошкой» и прихлопнет без жалости, по твердому убеждению и четкому знанию энтомолога есть имя, история, родственники и место в классификации. Любая мошка — важна и самоценна, так же, как и чело­век, любой человек, пусть даже его не отличить от тысяч других, спешащих утром в офис, а вечером — домой. Я — не «мошка»! — доказывает себе герой, выбирающий экс­травагантное хобби и проводящий стандартные уикенды в нестандартных пейзажах. Для японца, веками воспиты­вавшегося в традиционалистском духе безымянных «мо­шек», это поступок — рвануть в пески в поисках редкого насекомого.

Но уж если мир задался целью подчинить тебя себе — он этого добьется. И ты забудешь в зыбучих песках не то что насекомое — себя, свое имя, свои цели и тайные мечты. И что характерно: вдруг ты станешь странно счастлив, потому что ни целей, ни мечтаний, изводящих человека недостижимостью и неисполнимостью, у тебя не останется в принципе. Буддийское понимание счастья: человек, ко­торому вообще ничего не хочется.

Ники Дзюмпэй делает все, чтобы убежать из ловушки, как, наверное, из последних сил пытается удрать от везде­сущей иглы коллекционное насекомое. Кто-то властный, но непонятный, какие-то люди там, на краю ямы, наблю­дают за его трепыханиями и поползновениями, точно зная: сегодня он еще попытается бежать, а вот завтра — уже нет, и можно забыть веревочную лестницу, потому что он уже не захочет по ней подниматься. Трагедия личности, оче­редной раз задавленной условиями, правилами, законами и чужой волей.

Но вот что интересно с литературоведческой точки зрения: то, что европеец посчитал бы модернистским допущением (картинка вполне в духе Кафки: какая-то абсурдная деревня с абсурдной женщиной, обваливающие­ся зыбучие пески и тотальное одиночество обреченного героя) для японца — легко угадываемая реальность. Нет никакого абсурда ни в том, что целая деревня живет в пес­чаных ямах, проводя дни в монотонной и бессмысленной борьбе с песком, нет ничего странного в том, что деревен­ские управители обманом ловят мужчин и подсаживают их в ямы к женщинам — нужно же кому-то помогать вдове выгребать песок! Это уродливое, но вполне реалистическое изображение восточного менталитета: ты «мошка», и, в об­щем-то, нет никакой разницы, где ты будешь ползать на благо роя, там, в городе, или здесь, в песках.

Роман Кобо Абэ поразительно реалистичен.

Именно поэтому его так трудно читать.